— Если 10 лет назад стратегия была ориентирована на вхождение группы «Газпром» в энергетические активы, такие как «Мосэнерго», ТГК-1, ОГК-2, ОГК-6, создание собственной энергосбытовой компании, то на следующие 10 лет у нас немного другие задачи — это повышение внутренней эффективности, участие в программе ДПМ-штрих и международные проекты.
При этом стратегию еще предстоит защитить на совете директоров «Газпрома».

— То есть расширение на внутреннем рынке «Газпром энергохолдинг» в среднесрочной перспективе не планирует?
— Мы завершили консолидацию профильных активов, став крупнейшей в России электроэнергетической компанией, создали энергосбытовое подразделение, практически завершили программу ДПМ. У нас отличные финансовые результаты, компании устойчивы. И на сегодняшний день стоит ли брать на себя дополнительные активы — это очень непростой вопрос. К сделкам по слияниям и поглощениям внутри России надо относится очень аккуратно. Кроме того, нельзя забывать про ограничения, которые накладывает ФАС. Для электроэнергетики я считаю такие требования завышенными и необходимо их пересмотреть.

— Тем не менее в СМИ появилась информация о том, что «Ренова» Виктора Вексельберга выступила с предложением слияния ряда своих активов с «Газпром энергохолдингом». Действительно ли вы получили это предложение?
— Предложения существуют, мы их анализируем. Но говорить о перспективах данной сделки преждевременно.

— Есть прогноз как вырастет доля зарубежного бизнеса в компаниях ГЭХ в результате реализации этой стратегии?
— У нас на сегодняшний день реализуется только один совместный проект с «Газпром нефтью» в Сербии мощностью 200 МВт. В стадии обсуждения есть проекты в Китае, Вьетнаме и нескольких других странах.

— Вы напомнили о ТЭС в Панчево — ввод станции был сдвинут на один год. Может ли это привести к штрафным санкциям за срыв сроков ввода объекта?
— У нас в итоговом конкурсе по выбору подрядчика выиграла китайская компания Shanghai Electric. Цена контракта в сравнении с первыми торгами была существенно снижена за счет повторных конкурсных процедур. Ничего страшного в переносе сроков ввода ТЭС в Панчево не будет.

— На прошлой неделе вы рассказали об интересующих ГЭХ проектах в Китае. Есть ли с вашей стороны ощущение, когда должно быть принято решение окончания переговоров? Какой дедлайн себе ставите?
— С китайскими партнерами идет очень долгое обсуждение, поэтому мы не ставим для себя никаких дедлайнов и сроков. Если экономически проекты будут эффективны, то будем их реализовывать.

— Мы анализируем все возможные рынки и ежегодно отчитываемся перед советом директоров «Газпрома» о наших иностранных проектах. Но сегодня существует сложная политическая ситуация в мире, кроме того практически не существует долгосрочно установленных правил игры в электроэнергетике в большинстве стран. Окупаемость проектов по строительству — порядка 10 лет, а жизненные циклы электростанции, в зависимости от типа используемого оборудования — от 20 до 50 лет. Поэтому найти эффективные и надежные проекты очень сложно.
Кроме того, мы знаем об увлечении наших европейских коллег солнечными и ветровыми электростанциями, но мы в первую очередь рассматриваем проекты в газовой генерации.

— Но в России в этом году вы решили попробовать себя в возобновляемой энергетике и заявили о планах участвовать в отборе проектов по строительству генерации на основе возобновляемых источников энергии. Зачем вам этот проект?
— Этот проект с точки зрения экономической эффективности для нас привлекателен. В любом случае в Ленинградской области будет построена ветроэлектростанция — для этого есть подходящие климатические условия. И мне кажется, что не очень правильно смотреть из петербургского офиса на иностранные «ветряки». Пусть они будут со знаком «Газпром».

— Вы будете сами строить ветропарк или в партнерстве с компанией, обладающей соответствующими компетенциями?
— Сами. Суммарный объем ветропарка, с которым мы хотим выйти на конкурс, 50 МВт. Это не большой проект, мы в состоянии с ним справиться.

— С кем вы рассматриваете возможность технологического партнерства в строительстве ветропарка?
— У нас переговоры идут с тремя компаниями, у которых мы будем покупать комплектующие для ветроэлектрических установок. В продвинутой части — с датской Vestas.

— Ранее вы говорили, что ГЭХ собирается снижать долг, повышать уровень дивидендов, и при этом у вас довольно амбициозные планы по зарубежным проектам и желание участвовать в новой программе модернизации энергомощностей. Откуда компания возьмет деньги на все эти проекты?
— Отношение долг к EBITDA по совокупному объему долга компаний «Газпром энергохолдинга» находится в районе 1. Если мы поймем, что на горизонте появляются рентабельные инвестпроекты, мы спокойно сможем привлекать кредитные ресурсы одновременно выплачивая дивиденды.

— То есть реализация инвестпрограммы в России и за рубежом будет идти за счет заемных средств?
— В случае, если заработает ДПМ-штрих, несомненно будем привлекать кредитные средства на российском рынке.

— Получается, что в таком случае вы вновь будете наращивать долг, который сейчас активно погашаете...
— В случае отсутствия крупных инвестиционных проектов в России или за рубежом мы видим возможность снижения чистого долга до примерно 50 млрд рублей к 2022 году. На конец 2017 года этот показатель составлял примерно 117 млрд рублей.

— Вы не ждете того, что первые конкурсы по отбору проектов для модернизации могут состояться в этом году?
— Я сильно сомневаюсь, что в этом году отборы по ДПМ-штрих будут проводиться. Я думаю, они начнутся со следующего года, если будет активная позиция со стороны Минэнерго.

— Нет ли в ГЭХ планов менять дивидендную политику, переходить на выплату дивидендов от прибыли по МСФО или переходить на другие показатели для расчета дивидендов для их роста?
— Для нас важна финансовая устойчивость нашей компании, от этого мы будем выплачивать дивиденды. Мы можем сегодня платить и половину от прибыли даже в случае реализации ДПМ-штрих. Вопрос — нужно ли это и каким образом будет выглядеть компания не через год-два, а через 5–7 лет. Мы будем ежегодно смотреть на наши результаты, отношение всех показателей, и исходя из этого будем принимать решение, сколько дивидендов платить.
Сейчас мы платим дивиденды от прибыли по РСБУ, как этого требует законодательство. Но и на прибыль по МСФО мы тоже смотрим. Стараемся платить из той прибыли, которая выше.
За 2018 год мы планируем, что компании холдинга выплатят дивиденды в размере не менее 26% от прибыли по РСБУ.

— Если говорить о МОЭК, которая не платит дивиденды несколько лет. Каких показателей надо добиться менеджменту компании, чтобы начать платить дивиденды?
— Когда мы приобретали компанию, она была глубоко убыточной, а на сегодняшний день МОЭК показывает результат в 5–6 млрд рублей чистой прибыли.
Понятно, что во многом этот результат бумажный, но тем не менее мы видим, что компания последние 2–3 года демонстрирует хорошие финансовые результаты, нам удалось вместе с правительством Москвы добиться хорошей собираемости (в 2017 году она превысила 100%). Поэтому я думаю, что со следующего года МОЭК начнет платить дивиденды. Тем более, что банки обращаются к нам с предложениями делать долгосрочные облигационные займы, что говорит о том, что банки видят, что компания вышла на хорошие финансовые результаты и в долгосрочном видят ее рентабельной.
— Проводили ли вы оценку стоимости новой программы модернизации энергомощностей в случае участия в ней «Газпром энергохолдинга»?
— Все зависит от того, каким образом будут проводиться конкурсы — эти параметры еще не утверждены. В пессимистическом варианте это чуть больше 3ГВт, в оптимистическом порядка 7 ГВт.

— Не приведет ли новое требование по локализации оборудования в 90% к усложнению реализации новой программы модернизации в отличие от программы ДПМ?
— Высокие требования по локализации практически вычеркивают из программы участие станций, работающих в конденсационном режиме. Это практически все ОГК. И это неправильно.

— Какие варианты включения ОГК в новую программу ДПМ вы видите?
— Моя позиция очень простая: нужно сделать ДПМ ГТУ (газотурбинная установка, прим. ТАСС), вот и все. То есть отдельную программу для локализации в России газовой турбины мощностью 100–200 МВт.
Для этого надо собрать «якорный» заказ — на модернизацию 20–30 турбин и разыграть его между Siemens и GE, которые обладают компетенциями производства, ремонта, обслуживания газовых турбин большой мощности. Кто из них предложит лучшие условия по локализации, того и выбрать для модернизации конденсационных электростанций. В результате мы с одной стороны получим серьезное увеличение КПД на энергоблоках в ОГК, с другой — локализованную газовую турбину большой мощности полностью производимую в России.

— В вашем видении ДПМ ГТУ должна идти как подпрограмма ДПМ-штрих?
— Я считаю, что ДПМ ГТУ должна быть отдельная программа, не имеющая отношения к ДПМ-штрих.